«Дяденьки, это мой брат, он больной. Отстаньте от нас», — просила девочка. О гопниках, хамах и психологии

851

К началу 2000-х я уже точно убедилась в том, что совесть – реальна. Не то, чтобы я раньше сомневалась в её наличии, просто мой опыт, с детства, больше говорил о том, что сильнее всего она распространяется на родных и близких. Сделаешь что-то не так, обидишь их несправедливо, и… Болит ведь! Ночная такая боль.

А потом, неожиданно… Увеличился радиус действия. И теперь я точно знаю, что у каждого из нас есть эта боль — если не врать себе и другим, конечно… Боль за бездействие, за не-поступок. Сколько лет мне было тогда? Да молодая совсем была, и возвращалась поздно вечером домой, и лежащий человек протянул руку, и прокричал: «Помогите мне!». А над ним — два других человека, которые его с мячом футбольным спутали, наверное. И один из них увидел меня, и в переводе на нормальный русский язык его ругань звучала так: «Вали отсюда, уноси ноги, да побыстрее, а не то…» Меня немного колотило от увиденного. А вокруг было совсем безлюдно. Вы думаете, что я побежала в милицию? Нет. Я просто унесла ноги, как мне и посоветовали.

К началу 2000-х я точно поняла и почувствовала, что есть лимит таким воспоминаниям. Если их будет много, то жизнь станет ужасной, такой, что уже совсем не сможешь нормально жить. Да, к тому времени я вышла замуж, и мой мудрый муж активно передавал мне свои знания, в дополнение к институтским. И он, естественно, беспокоился о моей безопасности. Формально, 90-е закончились, но об этом не объявили официально, поэтому объективная реальность как-то запоздала, не подтянулась то есть. Не знала, что они уже завершились. Я уже писала о том, что психология для мужа была всем, и он везде искал для неё применение.

— Гопники? – вопрошал он. – Агрессия у них — от слабости и трусости, а на самом деле они ищут жертву, которая не может ответить. Запомни это…

Запомни это, запомни то… бла-бла-бла. Иногда у меня начинала болеть голова от его нотаций. Но они оказались полезными. Что могла, я запоминала, конечно, и однажды пришло время, когда надо было отойти от теории к практике.

Я ехала в трамвае, стояла, свободных мест не было. Было лето, на поясе висел плеер, еще из тех, старых, в который надо было вставлять диск. В уши мне пел Леонард Коэн. Пел про «ожидание чуда», а потом про ужасное «будущее». Потом меня кто-то пихнул в спину, но я не обратила внимания. Это нормально, для общественного транспорта.

Между песнями возникла очередная пауза, и я услышала плач, развернулась. Выключила плеер. Спиной ко мне стояли два молодых мужика, нетрезвых, которые приставали к парочке молодых людей… Девушка была младше, девочка ещё даже, лет четырнадцати-пятнадцати, а юноше было лет восемнадцать. Трамвай остановился, возле метро. Вышло много людей. Стало просторно. Я сразу поняла, что юноша был болен. Это было видно по его взгляду, по тому, как он себя вел. Он улыбался. Ну а мужики, наверное, решили, что это такой замечательный повод для развлечения. Они тыкали в юношу пальцами, хватали за нос, хохотали, и задавали какие-то вопросы, перемешивая их с оскорблениями. Мне кино сразу какое-то вспомнилось, про войну. Там немцы себя похоже вели.

Девочка плакала, и пыталась им что-то объяснить.

— Дяденьки, это мой родной брат, он больной, — просила она. — Отстаньте от нас, пожалуйстаааа… Дяденьки…

А «дяденьки» не унимались. Да, согласна, что искусство – это идеализация, но я автоматически осмотрела салон трамвая. Почему-то очень хотелось, чтобы на заднем сиденье оказался какой-нибудь, пусть не Данила Багров, но кто-то вроде его… Осмотрела, и поняла, что комбинация из пассажиров в этот раз какая-то проигрышная. Не сложилась она. Хлипкая. Женщины, дети. И три или четыре мужчины, которые сделали вид, что рассматривают через окно достопримечательности нашего славного города. Будто никогда их не видели. Типа, они туристы, блин.

О, где же ты, брат?! А? Где? Хотя… Наверное, он уже свалил в Америку. И стал братом-2.

Наверное, я эгоистка, потому что именно тогда ясно и отчетливо поняла, что не хочу потом вспоминать и это. Больше не хочу так. Не хочу вспоминать издевательство над больным человеком, которое происходило на моих глазах. Не хочу.

И что там муж говорил мне про психологию при общении с гопниками и хамами? Интересно, с «трамвайными» сработает?

Я сделала вид, что меняю диск в плеере, и уронила на пол – и диск, и плеер. Наклонилась, и стала их поднимать, умышленно задевая «дяденек» пятой точкой. Мне надо было переключить их внимание на себя. Ладно, ещё парень этот, он всё равно каком-то в своем мире находился, но девочке реально было плохо. И ей ведь тоже надо жить потом со всем этим…

Сработало! «Дяденьки» заметили меня. Не могли не заметить. Переключились.

Вы ведь знаете, что говорят хамы, и трамвайные, девушкам? Поэтому, повторять не буду. Да, разумеется, они захотели «прогуляться» со мной.

— Если муж не будет против, — ответила я. – Только я выхожу уже на следующей. Он меня встретить должен.

— Какой такой муж? Да мы…

«Господи! — подумала я. – Пусть всё будет как всегда!» То есть я попросила о том, чтобы на остановке оказался хоть один, но военный моряк, офицер. Я просто знала, что они всегда там оказываются.

Да, это психология. Услышав про мужа, они, выдав несколько оскорблений, снова переключились на брата с сестрой. Сделали вид, что я им уже не интересна. Эх, нельзя так обижать женщину. Трамвай остановился, я подошла к двери, и громко сказала им:

— Так вы идете, мужчинки? Или испугались моего мужа? – И быстренько вниз. Прыг!

Ну как же они не пойдут? Они ведь такие! Сама крутизна.

Да, офицер на остановке оказался. И не один! Это такая волшебная остановка. Они там всегда! Ура! Я подбежала к самому здоровому. Он, правда, чуть не упал в обморок, когда я обняла за шею, и быстро прошептала в ухо:

— Помогите мне. Так надо. Сделайте вид, что вы мой муж. Ко мне пристают опасные хулиганы.

Моряк оказался настоящим. Он все понял. Трамвай поехал дальше, увозя с собой девочку и её брата, а «дяденьки» стояли в трех метрах, и смотрели на нас с офицером.

— Они тебя обидели? – громко спросил он.

— Да. Они домогались, — ответила я.

— Мужик, да врет она! Не верь ей. Она сама заигрывала с нами! Это такая баба… у тебя.

— Что? Какая-такая? Баба???

— Не, мужик, прости…

И они как-то быстро даже не ушли, а растворились…

— Спасибо, — сказала я офицеру. — Северный флот нас не подведет, если что? А? И Балтийский — тоже!

— Да не за что, — ответил он. – Обращайтесь, если что… Не подведем.